Мертвого моря свитки — манускрипты, обнаруженные начиная с 1947 в местности Вади-Кумран на пустынном, ненаселенном берегу Мертвого моря. В пещерах было обнаружено большое количество древних кожаных свитков (сейчас насчитываются десятки тысяч рукописей и фрагментов), испещренных письменами на иврите и арамейском языке и принадлежавших одной из иудейских религиозных сект (см. Иудаизм), члены которой жили уединенно в этих местах. Среди свитков были копии текстов Танаха, переводы (таргумы) отдельных книг на арамейский язык и произведения самих кумранитов. Специалисты датировали рукописи временем от 2 в. до н. э. до 1 в. н. э. Находка вызвала самую настоящую сенсацию: во-первых, наглядно была подтверждена древность библейских книг для всех, кто в этом сомневался (копии кумранитов свидетельствовали о длительной традиции переписывания и комментирования текстов Св. Писания); во-вторых, реальностью стали казавшиеся всего лишь мифом ессеи, к которым и принадлежали кумраниты (до этого о ессеях упоминали Иосиф Флавий [см.], Филон Александрийский, римский историк Плиний); в-третьих, очень многое в обычаях, ритуалах, верованиях ессеев разительно напоминало то, что уже две тысячи лет человечество знало о христианстве. Была заполнена временная лакуна, отделявшая завершение иудейского канона (2 в. до н. э.) и создание новозаветных текстов (2-я пол. 1 — нач. 2 в. н. э.; см. Новый Завет, Евангелие). Чтобы понять, в чем состояли специфика ессейского движения и особенности их творчества, необходимо видеть общую картину состояния иудаизма накануне и в эпоху Маккавейских войн (см. Маккавеев Книги, Хашмонаим), а затем римского владычества (см. Танах, Иудаизм). Он не был однородным, внутри него существовали различные течения и секты. Самыми крупными из них были течения цадоким, или саддукеев, перушим, или фарисеев, и ессеев. Фарисеи, отделившиеся от саддукеев, оставались активными членами иудейской общины, в то время как ессеи выбрали путь практически полного обособления, ухода от мира. Вероятно, греческое essaios происходит от восточноарамейского хасайа — "хасиды", "благочестивые". Ессеи претендовали на звание истинно благочестивых и именовали себя "сынами света", а остальных — "сынами тьмы". И хотя символика двух миров — света и тьмы — характерна и для новозаветных текстов, пожалуй, слишком резкое неприятие инакомыслящих, уверенность, что все, кроме "сынов света" (т. е. членов ессейской общины), обречены, а также вера в то, что все пути людей предписаны "еще прежде, чем они были созданы" (Устав 2:7—8), крайний детерминизм — то, что отличает ессейское учение от евангельской проповеди (см. Евангелие).
Однако при этом обнаруживается очень много общего с первыми христианами. Ессейская община, следы которой были обнаружены в Вади-Кумран, именовала себя "общиной Нового Завета", опираясь на известное пророчество Йирмеяѓу, или Иеремии. В одном из кумранских текстов встречается знаменитое евангельское выражение "нищие духом". Кумраниты именовали себя, как и ученики Иисуса Христа, "бедняками". Ессеи селились уединенными общинами, чтобы прекратить всякие отношения с остальным миром ("сынами тьмы"), часто давали обет безбрачия [см.] (такого обычая не было раньше в иудейской среде). Предполагают, что с ессеями был связан апостол Иоанн (см. Иоанн Богослов), ибо сохранилось предание о его безбрачии и по стилю его писания напоминают ессейские. Как считают исследователи, одним из ессейских проповедников был Иоанн Креститель (Предтеча), учеником которого был ап. Иоанн. У ессеев существовало полное имущественное равенство, они вели коммунальное хозяйство и проповедовали умеренность, скромность, братскую привязанность к членам общины. По словам Филона Александрийского, их "любовь к добродетели проявляется в отвращении к стяжательству, равнодушии к славе и наслаждениям, в выдержке, стойкости, малых потребностях, умеренности, скромности, постоянстве". Иосиф Флавий также говорит, что ессеи славились "своей привязанностью друг к другу".
Устав общины, обнаруженный среди К. С., очень напоминает устав христианского монастыря. Стержнем жизни общины было совместное чтение и толкование Св. Писания, а также торжественные общие трапезы, которым придавалось особое значение. На эти трапезы кумраниты, как истинные "сыны света", приходили в белых одеждах. Среди их ритуалов — обряд посвящения в братство через вкушение хлеба и вина, очень напоминающий главное христианское таинство — евхаристию. Особая комната была отведена для писцов, которые переписывали священные книги (при раскопках были найдены их пюпитры и чернильницы). Писцы трудились с особым рвением, и результатом их труда стала большая библиотека.
Основателем общины был человек, имя которого остается тайной. В Кумранских текстах он именуется Священником, Избранником, Взыскующим Торы, Единственным Учителем, но чаще всего — Учителем Праведности (Море ѓа-Цедек). Это выражение было заимствовано из Книги пророка Йоэля, или Иоиля, который говорил, что в конце времен Бог пошлет Израилю Учителя Праведности (или Наставника Справедливости). Своей главной целью Учитель Праведности считал возвещение прихода Машиаха, или Мессии. Для мессианских представлений кумранитов были характерны фигуры Мессии-священника и истинного пророка мессианских времен, каковым, очевидно, считал себя основатель общины. Он утверждал, что Господь "открыл ему все тайны слов рабов Своих — пророков" (Толкование на Аввак 7:4—5). В Кумранских гимнах, которые в основном приписываются Учителю Праведности, говорится о страданиях, которые претерпел Учитель, о том, что он стал жертвой глумления и клеветы: "Глумители скрежетали зубами, // И я был осмеян грешниками, // И против меня свирепствовало сборище нечестивых... // Я был связан прочными веревками и цепями, // Которые невозможно было разбить, // И крепкая стена держала меня взаперти" (Гимны 11:1—2; перевод А. Меня). На основании подобных намеков первые исследователи свитков Мертвого моря видели в Учителе Праведности "двойника" Иисуса Христа. Но тексты ничего не говорят о насильственной смерти Учителя, жизнь которого закончилась предположительно между 120 и 110 до н. э. Последующие исследователи склонны были считать кумранского Наставника прототипом евангельского Проповедника (см. Иисус Христос, Йешуа ѓа-Ноцри). Все дело, вероятно, в том, что многие кумраниты влились затем в ряды первых христиан и принесли в христианство некоторые свои ритуалы, что общей была атмосфера, формировавшая и ессейское движение, и христианство. И при всем сходстве внешнем было существенное внутреннее различие: это жесткий детерминизм ессеев и нетерпимость, уверенность, что прощение для "сынов тьмы" невозможно. Им чужд был миссионерский дух, а это несовместимо было с призывом Христа: "Идите и научите все народы".
В К. С. с огромной силой выражена страстная надежда на преображение мира. Кумраниты жили мессианскими чаяниями, напряженным ожиданием последней, решающей схватки Добра и Зла. Устав общины призывал их быть постоянно готовыми к наступлению мессианской эры: "Се время уготовить путь в пустыне и научить их всему, что окажется нужным делать в это время" (Устав 9:19—20). "Их" — избранников, верных Учителю Праведности.
Значительное место среди оригинальных Кумранских текстов занимает апокалиптика, тесно соприкасающаяся с апокрифическими текстами (см. Апокрифы, Псевдоэпиграфы), в частности Книгой Еноха (см. Енох). Один из свитков, условно названный "Война сынов света с сынами тьмы", посвящен детализированному описанию последней вселенской схватки Добра и Зла — с перечислением родов войск и оружия, боевых порядков и действий (столь же детально будет описано сражение воинства Бога и воинства Сатаны в "Потерянном рае" Дж. Милтона). Ход войны заранее предопределен: три раза одержат победу "сыны света", три раза одолеют "сыны тьмы", и только седьмое сражение принесет первым окончательную победу. Другой апокалиптический текст из Кумрана — "Книга Тайн" — говорит о кардинальной неправедности всей мировой истории и выражает надежду на ее глубинное преображение: "И вот вам знамение того, что это произойдет: когда чрево, порождающее беззаконие, будет заперто, нечестие отдалится от лица праведности, как тьма отступает пред светом; и как рассеивается дым и нет его больше, так исчезнет нечестие навеки, а праведность откроется как солнце — установленный порядок мира; и всех придерживающихся тайн нечестия не станет больше. Тогда знание заполнит мир и никогда не будет в нем больше безрассудства. Уготовано слову сбыться, и истинно пророчество; и отсюда да будет вам известно, что оно — неотвратимо. Разве не все народы ненавидят кривду? И тем не менее она среди них всех водится. Разве не из уст всех народов раздается голос истины? Но есть ли уста и язык, придерживающиеся ее? Какой народ желает, чтобы его угнетал более сильный, чем он? Кто желает, чтобы его достояние было нечестиво разграблено? А какой народ не угнетает своего соседа? Где народ, который не грабил бы богатства другого?" (Книга Тайн 5—11; перевод И. Д. Амусина).
Этот текст из Кумрана свидетельствует о всечеловеческой широте, которая наряду с сознанием собственной исключительности была свойственна "сынам света". В этой тревоге обо всем мире, в этом упреке, обращенном ко всем народам и к себе, — продолжение высокого духа Танаха, духа еврейских пророков (см. Пророков Книги), жаждущих не узконациональной, но вселенской справедливости. "Вопрос поставлен для всего мира, для всего человечества: социальная практика нигде не соответствует нравственному идеалу, но она должна быть приведена в соответствие с ним — и притом повсюду. Такие Кумранские тексты — связующее звено между призывами ветхозаветных пророков, требовавших, чтобы вера пересоздала отношения между людьми, и всеми будущими религиозными утопиями христианства и ислама" (С. С. Аверинцев).
Особое место среди Кумранских рукописей занимает "Свиток Хвалений" ("Кумранские гимны"). Этот сборник, отталкиваясь от традиции канонической Книги Хвалений, или Псалтири, сплавляет ее с интонациями пророческих книг и грозными видениями апокалиптиков. Исследователь и переводчик Д. В. Щедровицкий пишет: "Эти Гимны воспринимаются сегодня как крик, вырвавшийся на волю после двух тысяч лет молчания... Нет никакого сомнения в том, что Гимны были известны не только Иоанну Крестителю, но и евангелистам и апостолам и оказали влияние на стиль их Писаний". Многое в идеях, образности, метафорике гимнов является прямым мостом между Ветхим и Новым Заветом. Так, в одном из них, условно названном "Предмессианские муки", автор уподобляет себя "женщине, рождающей впервые" (здесь и далее перевод Д. В. Щедровицкого). В Танахе жена, мучающаяся в родовых схватках, олицетворяет народ Божий (см. Избранный народ), искупающий свою вину: "Страдай и мучься болями, дщерь Сиона, как рождающая, ибо ныне ты выйдешь из города и будешь жить в поле и дойдешь до Вавилона. Там будешь спасена, там искупит тебя Господь от руки врагов твоих" (Мих 4:10; СП). Отождествляя себя с Женой, рождающей Мессию, автор говорит от имени всего Израиля (см. Йисраэль): "Ибо дети дошли до чресел смерти, // И Рождающая Мужа терпит муки. // Но из чресел смерти изведешь Ты мужа, // И при муках родовых Шеола // Он изыдет из горнила чрева // Явит силу он — Советник Чудный, // Да, спасется муж от волн крушащих!" Сама фразеология гимна напоминает читателю о мессианском пророчестве Йешайаѓу, или Исаии: "Ибо младенец родился нам; Сын дан нам; владычество на раменах Его, и нарекут имя Ему: Чудный, Советник, Бог Крепкий, Отец вечности, Князь мира" (Ис 9:6; СП). С другой стороны, образ Жены, в муках рождающей Мессию, предвосхищает видение Иоанна Богослова в его Апокалипсисе: "Жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд. Она имела во чреве и кричала от болей и мук рождения" (Откр 12:1—2). В свою очередь, видение Иоанна опирается на символику знаменитого сна Йосефа (Иосифа) в Книге Бытия, где солнце — Йааков (Иаков), луна — Рахель (Рахиль), звезды — братья Йосефа (Быт 37:9—10). Упоминание "чресел смерти" и родовых мук Шеола (Преисподней) возвращает к древнему архетипу сошествия в подземное царство и преодоления смерти, умирания и воскресения и одновременно предваряет новозаветный образ Иисуса, сходящего в ад и побеждающего смерть.
Образы гимнов потрясают своей глобальностью, космической мощью. Предваряя знаменитое описание Армагеддонской битвы (см. Армагеддон) в Апокалипсисе Иоанна Богослова, неведомый автор рисует картину вздыбленного, потрясенного до основания мира, переживающего последнюю схватку Света и Тьмы: "И тогда Велиала потоки // В глубину Аввадона прорвутся, // Мысли бездны смешав, // Ил в глубинах ее возмутив, // И земля возопит // О великой беде во вселенной, // Станут громкими мысли ее! // ...Изнемогут и в трепет впадут Основанья вселенной, // Ибо вышние воинства // Вступят в бои, // И сраженья без роздыха будут, // Пока не придут к Завершенью, // И подобного этому нет!.." Кумранские гимны развивают мотив "от страдания — к радости", широко представленный в библейских Псалмах (см. Хваления). Предельная скорбь, связанная с осознанием собственной тщеты, сменяется ликованием при мысли о грядущем преображении мира: "Чтобы горькое длилось рыданье, // Пока не исчезнет нечестье, // И злодейства не станет, // И не станет недуга и боли. // И тогда заиграю на арфе спасенья, // И на лире веселья, // И на ликованья тимпане, // И на флейте хвалы — // И вовек не замолкну!.."
"И прямым, бесконечным путем // Я пойду, ибо знаю надежду", — эта строка неведомого кумранского поэта словно итожит то, чем жил, мучился, страдал и надеялся народ Израиля в своем трудном пути, полном ошибок, заблуждений и величайших прозрений. Многие К. С. еще находятся в процессе изучения, готовятся к публикации. На русском языке подготовлены два выпуска "Текстов Кумрана" (1971, 1996).
